Му-у-у-за

Один талантливый скульптор мечтал о славе, признании и первом призе на выставке фарфоровых изделий. Он давно отточил свое мастерство и, казалось, что созданные им цветы, источают аромат, а балерины сейчас взмахнут ворохом пышных юбок и сделают элегантное па. Однако все-таки чего-то всем его работам не доставало. Скульптор размышлял  днями и ночами,  искал ответ на свой вопрос и вскоре так устал, что сложил в рюкзак свитер, надел старые сапоги и прыгнул в электричку, чтобы напоить блуждающий ум свежестью сельского воздуха.

Вагон неспешно катился, постукивая колесами, а скульптор размышлял, что бы такое слепить, чтобы поразить судей. Он готов был работать сутки напролет, желая услышать слова одобрения от всех этих известных людей. Он готов был забросить семью,  готов был не спать и не есть, лишь бы увидеть свое имя в первой строке списка победителей. «Ничего, – думал скульптор, – обрету признание, потом все наверстаю».

Электричка дернулась и остановилась. Уставший голос что-то пробубнил в громкоговоритель, а из окна вагона скульптор увидел облупившийся полустанок, ржавые буквы на крыше которого сложись в родное сердцу слово. 

«Что я тут делаю? – разочарованно подумал скульптор, но было поздно. Электропоезд громыхал вагонами уже где-то далеко, а долгожданного прозрения от встречи с малой родиной не случилось. Не закружилась голова от сладкого воздуха, не забилось сильнее сердце. 

«Люди скажут «Вот дурак!», – промелькнула в голове мысль,  – Однако ничего не поделаешь – домой раньше пяти  ничего не едет»…

Скульптор еще раз глянул на старый полустанок, поморщился от яркого света, закинул на плечо рюкзак и направился по узкой тропинке к реке. Там, присев на лугу в тени зарослей ивняка, он, как мальчишка обхватил голени руками и положил голову на колени. 

«Чем мне поможет этот луг? Ну правда, не идти же на выставку с фарфоровым камышом или кувшинкой, когда все будут c экзотическими птицами или цветами неземной красоты!»

Скульптор снова недовольно зажмурился и вдруг услышал раскатистое: «Поду-у-у-май!». Оказывается, не один он облюбовал тенистые заросли ивы – в большая пятнистая корова неспешно жевала траву нескольких метрах от нашего героя.

– Вы что-то сказали? – спросил он и с ужасом подумал «Неужели я разговариваю с коровой?  Что скажут люди!!!»

Корова кивнула головой, словно соглашаясь и еще раз промычала. На этот раз скульптор услышал «Ду-у-у-май».

– Да думаю я, думаю! – рассерженно ответил он корове и это показалось уже не таким странным как в первый раз, – только никак ничего не придумаю…

– У-у-у-м, – понимающе поддержала разговор корова.

– Ума-то хватает… – ответил скульптор и почему-то добавил: разума маловато.

– М-у-у-у-у-ка, – кивнула корова рогатой головой и скульптор вдруг  заметил, какие красивые и нежные у этого животного уши. 

«Люди скажут, что я сумасшедший!» – подумал скульптор, – Хотя это и правда мука – разбираться в мельтешении ума». Немного помолчав, он все же решился возобновить свой невероятный диалог:

– Ты вообще кто?

– Му-у-у-уза! – невозмутимо ответила корова и отщипнула пучок сочной травы.

«Вот это да – муза в поле! Жаль, что жюри  оценивает не чувство юмора» – подумал скульптор и спросил:

– Так что же такое красота, а муза? Может, покажешь?

Корова неспешно подняла голову от травы и двинулась в сторону скульптора. Да, его детство прошло в деревне, и сельской живности он не боялся, однако,  услышав размеренное дыхание новой подруги совсем рядом, занервничал и едва не поддался  желанию убежать.

Корова стояла очень близко и скульптор мог видеть как внимательно его разглядывают добрые карие глава и слышать, как стучит большое щедрое сердце. На один миг все, что его окружало, словно собралось, сконцентрировалось в одну точку, а все что было незаметным – проявилось. Скульптор увидел, как играют блики солнца на пятнистой спине, как разноцветные бабочки порхают у цветов и трав, расстелившихся под ногами, с каким наслаждением большой влажный нос вдыхает воздух.

– Му-у-у-удрость…, Му-у-у-ужество…- сказала корова и, немного помолчав, раскатисто добавила: А-у-ммм…

Мысли, копошившиеся в голове скульптора, притихли и поспешили расползтись по углам, подальше от напирающего чувства какой-то невероятной спокойной радости, какое бывает, когда прикоснешься сердцем к чему-то очень важному…

… «Где мое мужество? И где моя мудрость?» – думал скульптор под стук вагонов электрички по дороге домой…

 Скульптор снова заперся в мастерской, выходя только чтобы обнять жену и детей, и погрузился в работу. С особой любовью и трепетом он лепил, отливал, обжигал, шлифовал и расписывал… фарфоровую пятнистую корову. По ее спине порхали бабочки, ноги утопали в зеленой траве, а карие глаза с пытливым добродушием взирали на мир из-под пушистых ресниц. Впервые в жизни, скульптору было все равно, что скажут люди – он творил.

Текст и рисунок: Ольга Люцко

Лунная песня

Посвящается Елене Павлюченко

Однажды на клумбе приморского городка вырос необычный тюльпан. С виду он был очень похож на своих луковичных собратьев, но кое-что очень сильно отличало его от других цветов: этот тюльпан распускался исключительно по ночам. 

— Почему ты прячешься от солнца? – как-то спросила его любопытная лягушка.

—  Я не прячусь, я … – поспешил возразить цветок, но вдруг остановился. Ему очень хотелось объяснить лягушке свою точку зрения, и одновременно совсем не хотелось делиться сердечным секретом. Поразмыслив пару секунд тюльпан ответил:

— Мне просто нравится смотреть на ночное небо!

— Понимаю… – кивнула лягушка и ускакала прочь: она и сама любила квакать глядя на звезды.

Оставшись один, тюльпанчик окинул взглядом сонных товарищей, мечтательно улыбнулся, раскрыл белые лепестки навстречу Луне  и окутал клумбу ванильно-молочным ароматом.

— Здравствуй, мой хороший, – улыбнулась Луна своему любимцу, – ты опять не спишь?

— Не сплю… – ответил тюльпанчик.

— Хочешь, я спою тебе колыбельную? – спросила Луна

— Хочу! – ответил цветок. Целый жаркий суетливый день ждал он ночную прохладу, и этот вопрос, и, главное, то сладкое чувство спокойствия и безграничного счастья, которое обнимет его с первыми звуками лунной песни.

— Хорошо,  – улыбнулась Луна, – только можно я сначала тобой немного полюбуюсь?

— Мной? – удивился тюльпанчик, – разве я достаточно хорош?

— Конечно! Неужели никто не говорил тебе, что во всем мире больше нет такого как ты?

— Значит, я самый-самый?!! – обрадовался цветок.

— Нет, – улыбнулась Луна, – среди тех, кто уникален, не бывает «самых-самых»… «Самых-самых» просто не существует! А ты ведь существуешь, правда?

Тюльпанчик с опаской пошевелил лепестками и радостно воскликнул:

— Да! Я существую! Я есть! Как здорово, что я не «самый – самый» и могу вот так вот запросто болтать с тобой.

— Да, можешь, потому что ты еще и очень смелый!

— Я смелый? – еще больше удивился цветок. Он и подумать не мог, что смелость, храбрость, или отвага – это про него, ведь он так сильно боялся дневной суматохи и мнения прохожих, что до самого захода солнца скрывался за широкими листьями.

— А кто же еще?! Раскрываться всегда страшно, но ты можешь это… Раз у тебя хватило силы духа пойти своим путем и расцвести ночью, то стоит лишь поставить цель – и ты ее непременной добьешься!

— И тогда меня кто-нибудь полюбит? 

— Я люблю тебя уже сейчас, мой малыш! – ответила Луна и, поцеловав круглые лепестки, завела свою тихую песню… 

… Ветер покачивал в такт колыбельной ароматный бутон, и нежные слова лунной песни повисали в воздухе как капли тумана, чтобы поутру засиять росинками на траве. Много дней цветок шел к своей цели, задерживаясь все дольше и дольше после восхода солнца. Когда же наконец, ему удалось раскрыться навстречу дневному свету, то мир оказался вовсе не оглушительным и страшным, а ярким и безумно интересным, потому что где-то глубоко внутри маленький необычный тюльпанчик всегда помнил, что он  хороший, что он любим, и что он многое может. Конечно, Луна время от времени напоминала ему об этих простых истинах, но то уже совсем другая история…

Текст и рисунок: Ольга Люцко

Сентябрь, 2015г

Люси

Посвящается Юле Старикевич

Юная виноградная Лоза, прислонившись к беседке, с замиранием сердца смотрела, как на соседней клумбе распускается пион – его зеленые кожистые листья обрамляли плотные идеально круглые бутоны, готовые раскрыться и утопить весь двор в своем великолепии.

– Ох, лето пришло – скоро наемся вдоволь! – с восторгом прожужжал мохнатый шмель, присев на край беседки. Потом он огляделся и заметил соседку:

 – А ты кто? Что-то я тебя тут не видел раньше…

– Я – Люси, наверное… – неуверенно ответила Лоза, – меня прошлой осенью сюда привезли, и на ленточке было написано «Виноград. сорт Люси»…

– Вот и здорово! А ты цвести умеешь? 

– Кажется, умею … – тихо сказала Лоза. Она так стеснялась своих маленьких незаметных цветков, что готова была на все лишь бы никому их  не показывать.

-Ну-ка, дай взглянуть! – потребовал шмель – уж он-то в цветах разбирался.  

Лоза смутилась, однако ветер-шутник вдруг тронул нежные листочки и показал миру скромные метелочки редких желтых тычинок.

– Разве ж это цветы? – вздохнула Лоза, все мимо проходят и не замечают. Может это и к лучшему – хоть на смех не поднимают…

– На смех? За цветы? Глупая-глупая ты, Люси! – нахмурился шмель. – Разве умение цвести состоит лишь в величине и яркости лепестков? Если так подумать, то любого обсмеять можно! 

– Не любого! Вот над пионом, например, или розой никто и не подумает насмехаться! А еще лилии, и колокольчики, и васильки, и ромашки – они так много красоты дают миру!   

– Эх, милая, дождемся осени! – хитро улыбнулся шмель, погладил мохнатой лапкой скромные цветочки и был таков.

Вскоре под летним солнцем раскрылся и заиграл во всей красе пион. Десятки букашек нашли себе приют в его ароматных лепестках, а пчелки и бабочки то и дело залетали угоститься сладким нектаром. Лоза смотрела на это махровое великолепие и сердце ее наливалось таким сладким чувством, которому она даже и не знала название. Когда же пион начал увядать, Лоза с удивлением отметила, что это чувство сменилось другим – благодарностью тому, что она могла долго наслаждаться красотой его цветков. Правда, ей было еще грустно от того, что пчелы и бабочки больше не кружились над неприметным зеленым кустиком.

– Ну, что теперь скажешь? – неожиданно к Лозе наведался ее старый знакомый шмель.

– Что жизнь удивительно несправедлива… – ответила Лоза.  – Пион был великолепен, к когда прошло его время то, не осталось и следа…

– Разве? – прожужжал шмель, – А то нежное чувство, которое переполняет тебя при мысли о прекрасном цветке – это не след? 

Лоза колыхнула листьями, словно пожала плечами – на месте ее скромных цветочков уже отчетливо прорисовалась гроздь с маленькими виноградинками.

– Послушай, Люси, – уже серьезно сказал шмель. – Мы смотрим на этот мир каждый со своей высоты и выбираем, чем наполнить себя – радостью и любовью, или грустью и завистью. Клубника ближе к земле чем, ты, ей дано увидеть меньше, чем тебе, но ее плоды сладкие и ароматные. Я летаю высоко и вижу много безобразного, однако мне удается собрать сладкий нектар. Ты все поняла, Люси? Впрочем, можешь не отвечать, – твои ягоды расскажут больше, чем ты думаешь.

Шмель резко взвился в воздух и улетел, а Лоза еще долго вспоминала его слова и картина недолговечной прелести цветов постепенно меняла для нее свои краски. Пион сменили лилии, а за ними пришли георгины, хризантемы и бархатцы, а потом неожиданно вспыхнул переливами золота стройный клен у калитки. Все эти нюансы и полутона очарования теплых дней, Лоза бережно сохраняла в своем сердце, и ягоды ее становились спелее день ото дня.

– Я прилетел попрощаться! – услышала Лоза однажды над ухом.

– О, милый шмель! Что так? 

– Зима, знаете ли, скоро! Говорят самая волшебная пора года… Правда сам я никогда не видел…

– И я, наверное, не увижу! Думаю, усну, как и в прошлом году!

– Тебя это печалит?

– Напротив! У снов есть свое очарование!

– О, как ты заговорила! Как виноград?

– Говорят, очень сладкий…

– Не сомневаюсь! Прощай, мне еще много кому нужно на ушко пожужжать!

Шмель улетел, Люси помахала вслед ему пожелтевшим листком. Она была счастлива, что уже в свое самое первое лето научилась по-настоящему цвести. А ты это умеешь?

Текст и рисунок: Ольга Люцко