Посвящается Юле Старикевич

Юная виноградная Лоза, прислонившись к беседке, с замиранием сердца смотрела, как на соседней клумбе распускается пион – его зеленые кожистые листья обрамляли плотные идеально круглые бутоны, готовые раскрыться и утопить весь двор в своем великолепии.

– Ох, лето пришло – скоро наемся вдоволь! – с восторгом прожужжал мохнатый шмель, присев на край беседки. Потом он огляделся и заметил соседку:

 – А ты кто? Что-то я тебя тут не видел раньше…

– Я – Люси, наверное… – неуверенно ответила Лоза, – меня прошлой осенью сюда привезли, и на ленточке было написано «Виноград. сорт Люси»…

– Вот и здорово! А ты цвести умеешь? 

– Кажется, умею … – тихо сказала Лоза. Она так стеснялась своих маленьких незаметных цветков, что готова была на все лишь бы никому их  не показывать.

-Ну-ка, дай взглянуть! – потребовал шмель – уж он-то в цветах разбирался.  

Лоза смутилась, однако ветер-шутник вдруг тронул нежные листочки и показал миру скромные метелочки редких желтых тычинок.

– Разве ж это цветы? – вздохнула Лоза, все мимо проходят и не замечают. Может это и к лучшему – хоть на смех не поднимают…

– На смех? За цветы? Глупая-глупая ты, Люси! – нахмурился шмель. – Разве умение цвести состоит лишь в величине и яркости лепестков? Если так подумать, то любого обсмеять можно! 

– Не любого! Вот над пионом, например, или розой никто и не подумает насмехаться! А еще лилии, и колокольчики, и васильки, и ромашки – они так много красоты дают миру!   

– Эх, милая, дождемся осени! – хитро улыбнулся шмель, погладил мохнатой лапкой скромные цветочки и был таков.

Вскоре под летним солнцем раскрылся и заиграл во всей красе пион. Десятки букашек нашли себе приют в его ароматных лепестках, а пчелки и бабочки то и дело залетали угоститься сладким нектаром. Лоза смотрела на это махровое великолепие и сердце ее наливалось таким сладким чувством, которому она даже и не знала название. Когда же пион начал увядать, Лоза с удивлением отметила, что это чувство сменилось другим – благодарностью тому, что она могла долго наслаждаться красотой его цветков. Правда, ей было еще грустно от того, что пчелы и бабочки больше не кружились над неприметным зеленым кустиком.

– Ну, что теперь скажешь? – неожиданно к Лозе наведался ее старый знакомый шмель.

– Что жизнь удивительно несправедлива… – ответила Лоза.  – Пион был великолепен, к когда прошло его время то, не осталось и следа…

– Разве? – прожужжал шмель, – А то нежное чувство, которое переполняет тебя при мысли о прекрасном цветке – это не след? 

Лоза колыхнула листьями, словно пожала плечами – на месте ее скромных цветочков уже отчетливо прорисовалась гроздь с маленькими виноградинками.

– Послушай, Люси, – уже серьезно сказал шмель. – Мы смотрим на этот мир каждый со своей высоты и выбираем, чем наполнить себя – радостью и любовью, или грустью и завистью. Клубника ближе к земле чем, ты, ей дано увидеть меньше, чем тебе, но ее плоды сладкие и ароматные. Я летаю высоко и вижу много безобразного, однако мне удается собрать сладкий нектар. Ты все поняла, Люси? Впрочем, можешь не отвечать, – твои ягоды расскажут больше, чем ты думаешь.

Шмель резко взвился в воздух и улетел, а Лоза еще долго вспоминала его слова и картина недолговечной прелести цветов постепенно меняла для нее свои краски. Пион сменили лилии, а за ними пришли георгины, хризантемы и бархатцы, а потом неожиданно вспыхнул переливами золота стройный клен у калитки. Все эти нюансы и полутона очарования теплых дней, Лоза бережно сохраняла в своем сердце, и ягоды ее становились спелее день ото дня.

– Я прилетел попрощаться! – услышала Лоза однажды над ухом.

– О, милый шмель! Что так? 

– Зима, знаете ли, скоро! Говорят самая волшебная пора года… Правда сам я никогда не видел…

– И я, наверное, не увижу! Думаю, усну, как и в прошлом году!

– Тебя это печалит?

– Напротив! У снов есть свое очарование!

– О, как ты заговорила! Как виноград?

– Говорят, очень сладкий…

– Не сомневаюсь! Прощай, мне еще много кому нужно на ушко пожужжать!

Шмель улетел, Люси помахала вслед ему пожелтевшим листком. Она была счастлива, что уже в свое самое первое лето научилась по-настоящему цвести. А ты это умеешь?

Текст и рисунок: Ольга Люцко

Посвящается Марине Лазерко

Желтая бабочка Августа жила в стране вечного лета и, пудрясь пыльцой, приговаривала: «Ах, как хорошо, что у меня есть крылышки! Как замечательно, что я могу порхать среди цветов и наслаждаться нектаром! Летать – это так весело и так приятно!». 

Затем Августа поднималась в небо и  парила в поиске спелых фруктов и налитых сладостью цветов. При этом она шевелила усиками и тихонько думала: «Милые мои усики! Как я вам рада! Вы одни знаете, где найти мое любимое лакомство!».  

Пообедав, бабочка улыбалась так широко, как только умела и, почесывая брюшко, говорила: «Я люблю тебя, животик, за то, что ты превращаешь сладкий нектар в мою жизненную силу. Мои тонкие ножки, как я дорожу вами! Вы умеете быстро-быстро ходить и помогаете оттолкнуться для полета». 

Августа не умела считать, и не знала, сколько дней она прожила, но хорошо помнила, что каждый из этих дней принес ей хотя бы одну, пусть маленькую, но радость. Бабочка верила, что так будет всегда, рассказывала об этом всем, кого встречала, и никогда не забывала о благодарности. Искреннее «Спасибо!» Августы слышало и солнышко, которое ее согревало, и звезды, которые укладывали ее спать, и даже дождик c тучками  – ведь они помогали бабочке мечтать!..

Однажды, отправившись полакомиться черешней, бабочка встретилась с Перелетной Птицей.  Певунья прилетела в солнечную страну недавно и выглядела голодной и уставшей.

– Здравствуйте, госпожа Птица! – приветствовала ее Августа, – как хорошо, что Вы прилетели сюда именно сейчас – черешня уже в самом соку, и Вы вволю полакомитесь спелыми ягодами!

– Добрый день, – слегка нахохлившись, ответила птица, – откуда тебе, моя милая, это знать? Ты что же, с деревьями разговариваешь? Почему ты решила, что нам это можно кушать?

– Конечно можно! – удивилась бабочка – иначе черешневое дерево не было бы таким гостеприимным. Посмотрите, как радостно шелестит оно листьями! Здесь все для нас!

– Ах, ну конечно! Все для нас! Много ли ты за свою жизнь повидала, чтобы так говорить? Тебе, наверное, и месяца отроду нет!

– Не знаю, –  пожала плечами бабочка – я не умею дни считать, я только наслаждаться ими умею …

– Вот-вот, – важно прочирикала птица, – Я-то уже три года по свету летаю – жизнь видела,  а ты и считать-то не научилась, а уже «здесь все для нас!». Ты еще скажи, что вон та тыква свернула листок специально, чтобы все там переночевать могли!

– Да… А как же? – недоумевала бабочка: она не раз ночевала у доброй тыквы и  приносила ей «пыльцовые» приветы от соседей.

– Тебя послушать, так можно и дома не иметь! Только бестолковая бабочка может такое выдумать!

– А зачем нужен дом, когда и так тепло? Солнышко согревает меня днем, а вечером любой цветок рад приютить меня у своего сердца.

– Как это зачем?! – возмущалась Перелетная Птица, –  а как же птенцы-детишки?  Каждая леди должна обзавестись мужем, свить гнездышко, а потом высиживать птенцов!

– Но у меня нет мужа и детишек! –  отвечала ей бабочка, –  есть только я и этот прекрасный мир  …

– О чем нам вообще тогда разговаривать, милочка! Тебе бы поучиться следовало, а не поучать!- подытожила Перелетная Птица и оценивающе посмотрела на бабочку.

– Не горячитесь, милая Птица, давайте лучше черешню кушать! – примирительно сказала бабочка, но певунья не унималась:

–  Я ее жизни учу, а она мне про черешню! Ты  думаешь, всегда  тепло и сыто будет? Думаешь, все тебя любят и не предадут? Веришь, что жизнь состоит из одних радостей и удовольствий?!! Я многое видела и знаю, что такое морозы! Знаю, как больно покидать дом, как тяжело лететь целыми днями, а ночью вздрагивать от любого шороха!.. А как трудно отыскивать еду и постоянно беспокоиться за птенцов!.. Если бы ты пережила хотя бы толику той боли, которая досталась мне, ты бы не посмела так запросто попивать черешневый сок и размахивать крыльями.

– Не сердитесь, на меня – улыбнулась бабочка, – лучше порадуйтесь, какие чудесные крылышки даны Вам с самого рождения! Они помогли Вам прилететь сюда, в страну вечного лета. Тут не бывает холодов и промозглого ветра, тут всегда вдоволь еды – примите же этот подарок!… Разве не стоит поблагодарить судьбу за это? И еще…Вы так прекрасны, что наверняка только хотите казаться сердитой! 

– Нет, – возразила птица, – Настоящая жизнь – всегда борьба, и если хочешь выжить, нужно быть лучшим бойцом. А это место лишь временный рай для таких ветреных созданий, как ты! За теплом всегда идет холод, и до тебя он тоже доберется. Вечное лето – это выдумка! Миф! И не морочь мне голову своими девчоночьими фантазиями: наберись сначала опыта, жизнь проживи, а потом комплиментами разбрасывайся!.. 

Перелетная Птица еще долго грозила холодами, но Августа не слышала ее. Легко-легко взмахивая крылышками, она поблагодарила судьбу за возможность летать высоко, так как прекрасно помнила себя зеленой гусеницей. Помнила, как она скучала, и развлекалась лишь тем, что жевала жесткие зеленые листья. Помнила, как замученная такой «приземленной» жизнью, она уснула, забывшись в слезах… Еще Августа никогда не забудет, каким нестерпимо резким был солнечный свет, когда она выбралась из своего кокона, как страдали ее слабые ножки и крылья, которые совсем не умели летать… Да, Августа никогда не мерзла и не голодала, но о боли знала не понаслышке… Только она не жаловалась и не гордилась этим, потому что понимала: у каждого свой опыт. И ее опыт подсказывал: даже у самой маленькой жизни есть своя история. Иногда легкая и праздничная, иногда тяжелая и болезненная… И поскольку история Августы научила ее принимать подарки от мира, радоваться им и благодарить, то для нее лето длится вечно, а Перелетная Птица вынуждена убегать от холодов и по сей день. 

Текст и рисунок: Ольга Люцко

Посвящается Оле Комоловой

• 

Чистая душа.

Чистая душа проскользнула в комнату и присела на журнальный столик – отдохнуть. У нее было еще много времени, для того, чтобы решить, чем ей в этой жизни заняться. 

Комната – маленькая гостиная – была залита светом и свежим мартовским воздухом и выглядела настолько уютной, что даже темная старомодная мебель ее не портила. В большом кресле, свернувшись, мурлыкал кот – американский бобтейл – с коротким хвостом и кисточками на пятнистых ушках. Он любил эту гостиную за солнечное пятно, которое приходило греть его именно в это время и именно в это кресло.  Изредка кота грел и большой камин, которому также нашлось тут место. 

Камин занимал почти всю стену и, как это часто бывает, достался нынешним хозяевам по наследству вместе с домом.  Он встречал и провожал многих обитателей этого дома и почти научился дружить не привязываясь, а потому сильно огорчался, что новая мебель – большое кресло, книжный шкаф и журнальный столик так и не смогли поладить и не общались ни друг с другом ни с соседями. Поговорить тут можно было лишь с  котом, да с васильками из картины на противоположной стене, которая и картиной-то в общем не являлась  – так, набросок пастелью в паспарту и простой металлической рамке.

– Ты не солнечный зайчик … – басом проговорил камин, увидев гостью.

– Нет, – ответила та. – Я душа. Странствую по миру и ищу, кем бы мне стать.

– Предназначение, стало быть, ищешь… – поддержал беседу камин.

– Да. – просто сказала душа, – Я – чистая и поэтому сама могу его выбрать. Только выбрать что-то не получается…

– Это не просто, да…

– Ну почему же, непросто? – промурлыкал кот. – Мы все тут, чтобы согревать кого-то. Меня греет солнечное пятно или камин, а я грею кресло…

– А кресло? – спросила Душа. – Кресло кого или что согревает?

– Не знаю, – ответил кот, – об этом пусть кресло волнуется.

Кресло надменно скрипнуло, но чистая душа даже не обратила внимание на пустой звук и продолжила:

– А ведь и правда – я, когда летала там за окном, все солнцем любовалась – столько в нем энергии и радости! Ах, если бы стать тем, кто может брать от солнца силу и выжигать болезни и страдания!

– Так это совсем не сложно! – неожиданно включились в разговор васильки, – цветы всю свою жизнь только этим и занимаются. Мы впитываем силу солнышка и обретаем способность исцелять. 

– Во мне солнце живет в виде огня, – задумчиво проговорил камин, – ах как жжет оно меня изнутри, когда жарко пылают поленья! Иной раз кажется, вот-вот тресну и рассыплюсь!

– Это больно?

– Бывало и больно. Но так чтобы невыносимо – никогда. Солнышко – оно умное: не дает больше чем я способен нести. 

Душа вздохнула. Как прекрасно иметь выбор и как сложно его сделать! Хрупкому васильку легко и приятно нести в себе солнышко, большому и сильному камину – порой тяжеловато.

– У тебя это будет по-твоему, – неожиданно промурлыкал кот, как будто он умел слышать мысли.  Солнце живет в каждом, и что бы ты сейчас не решила, не избавит тебя от необходимости выбирать  потом. 

Душа еще на минутку задумалась, пожелала всем счастья и улетела в теплый весенний день – она была достаточно прочной и честной, чтобы родиться девочкой с солнышком внутри.

Текст и рисунок: Ольга Люцко

Сказка про мак-самосейку  –  одна из моих первых и очень любимых.  Как-то непривычно думать, что ей уже целых 9 лет. Я немного изменила текст, но суть осталась прежней. 

• 

Есть такие парки, которые считаются образцовыми. О них пишут в журналах, им присуждают первые места в конкурсах по садоводству.  И, как правило, там действительно есть на что посмотреть!  Аллеи, арки, дорожки подчинены общему стилю и замыслу, а  растения подбирают так, чтобы в любое время года можно было любоваться живыми цветами. В таких парках все порой настолько идеально, что даже бутоны роз, кажется, стоят плечом к плечу, словно солдаты на параде. 

Классика и симметрия, и правда, часто именно то, что нужно мятежной душе. Парк, где произошла вся эта история, как раз и был таким … упорядоченным в самом лучшем смысле этого слова, когда однажды случилось так, что маковое зернышко каким-то чудом оказалось на клумбе с зеленой травой – райграсом. Уже к середине мая зеленый росток пробился к солнцу:

– Кто я, и где я?- полюбопытствовал малыш. 

– Ну что тут спрашивать?! – ответил голос откуда-то сверху, – Ты на клумбе, где растет райграс! Значит ты либо райграс, либо гадкий сорняк! И лучше бы тебе оказаться райграсом, иначе тебя вырвут с корнем, и жаркое солнце высушит твой стебель. 

Малыш сперва испугался, однако подумал, что если бы он родился сорняком, то наверняка был бы некрасивым, а он-то вон какой изящный. «Значит, я – райграс, просто пророс позже всех остальных», – успокоил себя цветок.

«Растите, тянитесь верх, как стрелы», – поучали старшие травинки, и маковый росточек струной стремился к солнцу, убеждая себя: «Я райграс, я трава, я самый настоящий райграс».  

Конечно, мак замечал, что его стебель не плоский и жесткий, а круглый и покрыт белым шелковым пухом. Он с ужасом видел, что цвет его нежно изумрудный, а полоски и не думают вырисовываться на широких резных листьях. В глубине души мак осознавал, что он не райграс, но страх быть вырванным с корнем заставлял его сильнее тянуться к небу и притворяться травинкой. Справедливости ради надо сказать, что  ему это не очень-то удавалось. Однажды, мак поделился с соседней травинкой своим желанием «изогнуться и затрепетать», в ответ на что услышал: «Ты разве лиана, чтобы изгибаться? Или девица, чтобы трепетать? Ты райграс, и поэтому веди себя подобающе!»

• 

Мак старался, как мог, но от предчувствия чего-то неминуемого и грустных мыслей у него стало распирать макушку. Бедняжка мечтал опустить ее вниз хоть на минуточку,  чтобы отдохнул хрупкий стебель, но  помнил, что райграс так не поступает, и поэтому продолжал держаться прямо. Только голова, увы, становилась все тяжелее, и налившись пунцовыми мыслями, разболелась вконец. Маку хотелось плакать, но слезы были бы равны признанию, что он никчемный сорняк.  От этого цветку становилось так стыдно, что он едва сдерживался, чтобы не покраснеть.

 Мак промучился несколько недель, пока однажды солнышко не пригрело его настолько ласково, что цветок расслабился, забыв о боли… Тогда что-то щелкнуло в его головке, и … О чудо! Над клумбой с райграсом парил и трепетал алый маковый огонек … 

А в беседке рядом с клумбой в этот момент сидел печальный юноша. Грустил он потому, что его сердце таяло от любви, но нужные слова не находились. Уже много дней он тщетно искал вдохновение в лабиринтах парка. И вот, когда отчаяние подобралось уже совсем близко,  раздался легкий щелчок  и – ап! – из клумбы с райграсом застенчиво улыбнулся миру маковый цветок, а вдохновение, засмотревшись на это чудо,  поспешило остаться…

***

Нежный ветер перебирал алые лепестки, а мохнатый шмель деловито гудя приближался к бархатной сердцевине цветка, когда нужные слова были сказаны, и воздух, наполненный самым искренним из чувств, качнулся и унес радостную новость …

Свадьбу сыграли осенью, и хоть это уже и не модно, в обувь молодым  насыпали маковых зерен – на счастье!  Догадываетесь, из какого цветка они были?

Текст и рисунок: Ольга Люцко

В гостиной квартиры номер двадцать три на полочке стеллажа стояли три вазы и тибетская чаша. В хрустальной вазе лежали сладости – конфеты, сухофрукты, медовые орехи, в фарфоровую складывались бусы и браслеты, а в деревянной хранились каштаны – символы хороших событий прошедшего года. Тибетская же чаша была новенькой и всегда пустовала – даже пестик от нее и тот, обычно лежал рядом.

Вазы очень гордились своей полезностью, а на экзотическую соседку поглядывали свысока:

– Глупышка, ты почему ничем серьезным не займешься! Хоть бы в тебя монет горсть насыпали что-ли!

– Не хочу! – отвечала чаша – не в монетах счастье!

Фарфоровая ваза была так довольна, что ей на хранение доверили бусы, что тоже поспешила высказать свое мнение в споре:

– Ну ты пойми, когда ты пустая, то ты – ноль! Ничего из себя не представляешь! Даже если бы в тебя фантики от конфет складывали, ты и то при деле была бы. Пойми, просто мы нужны, пока мы для чего-то нужны! И чем больше в тебе лежит, чем ты ценнее.

– Больше не значит лучше! – парировала чаша, – если в меня что-то положат, то уже не будет места для нового, и вообще, самое ценное – свободу, любовь, доверие – разве можно потрогать или куда-то сложить?

Деревянная ваза не очень-то хотела встревать в разговор, но все же пошелестела каштанами:

– Понимаешь, милая, жить налегке, раскрываться новому может быть и вправду весело, но ты сильно рискуешь…

– Что такое риск? Всего лишь вероятность грустных событий, которая тем меньше, чем веселее я. И вообще, может я не для того создана, чтобы накапливать и хранить!

– А для чего же? – хором удивились соседки

– Петь… – скромно ответила чаша.

– Петь? Никогда про такое не слыхивали! Мечтай, мечтай, дуреха, да смотри не пропади!

«С чего бы это мне пропадать? – в свою очередь удивилась чаша, но вслух ничего не сказала. Она-то знала, что если ее отполированный бочок тронуть пестиком, то чарующий звук зеленой волной наполнит ее до краев лучше, чем любые бусы или конфеты, а потом хлынет через край и увлечет за собой всех, кто окажется рядом. И неважно, что соседки ее называют глупой – всякий ли глупец, кто, идет своей дорогой?

Автор текста — Ольга ЛЮЦКО

Художник — Наталья КУДЛАЙ

Опубликовано в журнале «Предсказания судьбы» №1/2014