Посвящается Татьяне Пищелиной

Хрустальная балерина была уверена, что она – образец спокойствия и сдержанности. Она долго жила в кабинете директора танцевальной школы, красуясь на подставочке в окружении книг о вечном и прекрасном, пока одно неловкое движение все не изменило. Подставочка отлетела в сторону и разбилась, а балерина, хоть и осталась цела, стоять как прежде уже не могла. С того дня она перебралась в комнату внучки директора, где ее подвесили на капроновой ленте прямо под люстрой, словно цирковую гимнастку.

Нельзя сказать, что новая роль совсем не понравилась балерине. Наоборот, было очень захватывающе раскачиваться на ленте, когда в комнату врывался ветер или дети начинали озорничать. Однако были и неприятные моменты: время от времени, когда что-то шло не так, балерина замечала, что у нее в животе зажигается маленькая искорка. Эта искорка была такой горячей, что становилось страшно –  а вдруг она расплавит хрусталь и погубит свою хозяйку! Балерина старалась соблюдать правила приличия и держаться достойно, но порой искра была сильнее ее, и перескакивала к соседям – тогда даже люстра начинала горячиться, а атмосфера накаляться. 

Балерина смущалась, извинялась, а потом долго не находила себе место. «Ну почему же? – сетовала она, – этот гадкий огонь совсем меня не слушается! Мало того, что взбудоражит всех и перессорит, так еще и сил после этого ни на что не остается! Нужно лучше держать себя в руках!» Так подумала однажды балерина, а подумав, сделала.

Однако это не помогало. Если балерина забывала про огонек в животе, то он непременно перемещался в колено, или в пятку, или еще куда-нибудь и становилось очень больно. Балерина огорчалась, сердилась на себя, и  распалялась еще больше…

– Что-то со мной не так! – балерина размышляла на эту тему так часто, что и не заметила, как однажды озвучила волнующую проблему.

– А что с тобой не так? – услышала она вдруг в ответ. Это было сентябрьское солнце – все еще теплое, но уже почти неуловимое и невероятно ласковое, – внутренний свет – это же так прекрасно!.

– Ага, если он не испепеляет все вокруг… – уныло отметила балерина.

– Ой, ну что ты! – это просто новое для тебя чувство и к нему нужно привыкнуть, освоиться. – Я точно знаю, ведь уже несколько миллиардов лет дарю свои свет и тепло. Ты и представить себе не можешь, каким я раньше было … вспыльчивым! Я могло, да и теперь могу, испепелить кого угодно, а могу, наоборот, пригреть ласково.

– Как же тебе это удается?

– Когда-то давно я выкинула из головы попытки себя переделать или потушить то, что начало разгораться. Оказывается, испытывать раздражение или гнев  совершенно нормально и совсем не стыдно, та знала?

– Не знала…- покачала головой балерина, – в книгах о вечном и прекрасном, рядом с которыми она провела большую часть своей жизни ничего не говорилось об этом, а стало быть это не было ни вечным ни прекрасным и, по мнению балерины, не имело права проявляться вообще. Подумав так, балерина ощутила как искорка негодования вспыхнула где-то внутри нее.

Солнце это заметило и продолжило:

– В тебе может бушевать настоящее пламя, а могут тлеть и копиться угли раздражения и мелких недомолвок в ожидании того, что сдвинет вопрос с мертвой точки. Ты только подумай, сколько это энергии!

– И правда… – задумчиво проговорила балерина, –  с нею же что-то можно сделать, наверное? В этот момент огонек внутри нее вдруг неожиданно поднялся выше и от этого невероятное тепло разлилось по всему телу.

– Конечно, можно! Можно согреть кого-то, можно осветить что-то, а можно сжечь дотла и построить заново – иногда и это необходимо.

– Здорово! – только и смогла ответить балерина, поглощенная своим неожиданным открытием. Теперь внутри нее полыхал и светился огонек там, где, как ей казалось должно было биться спокойное хрустальное сердце. Она не могла его контролировать, но отчего-то все вокруг становилось светлее и понятнее…

Солнце заметило перемены в своей собеседнице и поспешило скрыться за проходящее облако: оно отлично знало, что каждому иногда нужно просто побыть  наедине со своим ощущениями. Балерина же, прикрыв глаза, продолжила качаться на своей ленте, и от света внутри нее по стенам бежали зайчики, а по коже мурашке. Ты понимаешь, почему?

Текст и рисунок: Ольга Люцко

Август 2016

Посвящается Елене Павлюченко

Однажды на клумбе приморского городка вырос необычный тюльпан. С виду он был очень похож на своих луковичных собратьев, но кое-что очень сильно отличало его от других цветов: этот тюльпан распускался исключительно по ночам. 

— Почему ты прячешься от солнца? – как-то спросила его любопытная лягушка.

—  Я не прячусь, я … – поспешил возразить цветок, но вдруг остановился. Ему очень хотелось объяснить лягушке свою точку зрения, и одновременно совсем не хотелось делиться сердечным секретом. Поразмыслив пару секунд тюльпан ответил:

— Мне просто нравится смотреть на ночное небо!

— Понимаю… – кивнула лягушка и ускакала прочь: она и сама любила квакать глядя на звезды.

Оставшись один, тюльпанчик окинул взглядом сонных товарищей, мечтательно улыбнулся, раскрыл белые лепестки навстречу Луне  и окутал клумбу ванильно-молочным ароматом.

— Здравствуй, мой хороший, – улыбнулась Луна своему любимцу, – ты опять не спишь?

— Не сплю… – ответил тюльпанчик.

— Хочешь, я спою тебе колыбельную? – спросила Луна

— Хочу! – ответил цветок. Целый жаркий суетливый день ждал он ночную прохладу, и этот вопрос, и, главное, то сладкое чувство спокойствия и безграничного счастья, которое обнимет его с первыми звуками лунной песни.

— Хорошо,  – улыбнулась Луна, – только можно я сначала тобой немного полюбуюсь?

— Мной? – удивился тюльпанчик, – разве я достаточно хорош?

— Конечно! Неужели никто не говорил тебе, что во всем мире больше нет такого как ты?

— Значит, я самый-самый?!! – обрадовался цветок.

— Нет, – улыбнулась Луна, – среди тех, кто уникален, не бывает «самых-самых»… «Самых-самых» просто не существует! А ты ведь существуешь, правда?

Тюльпанчик с опаской пошевелил лепестками и радостно воскликнул:

— Да! Я существую! Я есть! Как здорово, что я не «самый – самый» и могу вот так вот запросто болтать с тобой.

— Да, можешь, потому что ты еще и очень смелый!

— Я смелый? – еще больше удивился цветок. Он и подумать не мог, что смелость, храбрость, или отвага – это про него, ведь он так сильно боялся дневной суматохи и мнения прохожих, что до самого захода солнца скрывался за широкими листьями.

— А кто же еще?! Раскрываться всегда страшно, но ты можешь это… Раз у тебя хватило силы духа пойти своим путем и расцвести ночью, то стоит лишь поставить цель – и ты ее непременной добьешься!

— И тогда меня кто-нибудь полюбит? 

— Я люблю тебя уже сейчас, мой малыш! – ответила Луна и, поцеловав круглые лепестки, завела свою тихую песню… 

… Ветер покачивал в такт колыбельной ароматный бутон, и нежные слова лунной песни повисали в воздухе как капли тумана, чтобы поутру засиять росинками на траве. Много дней цветок шел к своей цели, задерживаясь все дольше и дольше после восхода солнца. Когда же наконец, ему удалось раскрыться навстречу дневному свету, то мир оказался вовсе не оглушительным и страшным, а ярким и безумно интересным, потому что где-то глубоко внутри маленький необычный тюльпанчик всегда помнил, что он  хороший, что он любим, и что он многое может. Конечно, Луна время от времени напоминала ему об этих простых истинах, но то уже совсем другая история…

Текст и рисунок: Ольга Люцко

Сентябрь, 2015г

Посвящается Юле Старикевич

Юная виноградная Лоза, прислонившись к беседке, с замиранием сердца смотрела, как на соседней клумбе распускается пион – его зеленые кожистые листья обрамляли плотные идеально круглые бутоны, готовые раскрыться и утопить весь двор в своем великолепии.

– Ох, лето пришло – скоро наемся вдоволь! – с восторгом прожужжал мохнатый шмель, присев на край беседки. Потом он огляделся и заметил соседку:

 – А ты кто? Что-то я тебя тут не видел раньше…

– Я – Люси, наверное… – неуверенно ответила Лоза, – меня прошлой осенью сюда привезли, и на ленточке было написано «Виноград. сорт Люси»…

– Вот и здорово! А ты цвести умеешь? 

– Кажется, умею … – тихо сказала Лоза. Она так стеснялась своих маленьких незаметных цветков, что готова была на все лишь бы никому их  не показывать.

-Ну-ка, дай взглянуть! – потребовал шмель – уж он-то в цветах разбирался.  

Лоза смутилась, однако ветер-шутник вдруг тронул нежные листочки и показал миру скромные метелочки редких желтых тычинок.

– Разве ж это цветы? – вздохнула Лоза, все мимо проходят и не замечают. Может это и к лучшему – хоть на смех не поднимают…

– На смех? За цветы? Глупая-глупая ты, Люси! – нахмурился шмель. – Разве умение цвести состоит лишь в величине и яркости лепестков? Если так подумать, то любого обсмеять можно! 

– Не любого! Вот над пионом, например, или розой никто и не подумает насмехаться! А еще лилии, и колокольчики, и васильки, и ромашки – они так много красоты дают миру!   

– Эх, милая, дождемся осени! – хитро улыбнулся шмель, погладил мохнатой лапкой скромные цветочки и был таков.

Вскоре под летним солнцем раскрылся и заиграл во всей красе пион. Десятки букашек нашли себе приют в его ароматных лепестках, а пчелки и бабочки то и дело залетали угоститься сладким нектаром. Лоза смотрела на это махровое великолепие и сердце ее наливалось таким сладким чувством, которому она даже и не знала название. Когда же пион начал увядать, Лоза с удивлением отметила, что это чувство сменилось другим – благодарностью тому, что она могла долго наслаждаться красотой его цветков. Правда, ей было еще грустно от того, что пчелы и бабочки больше не кружились над неприметным зеленым кустиком.

– Ну, что теперь скажешь? – неожиданно к Лозе наведался ее старый знакомый шмель.

– Что жизнь удивительно несправедлива… – ответила Лоза.  – Пион был великолепен, к когда прошло его время то, не осталось и следа…

– Разве? – прожужжал шмель, – А то нежное чувство, которое переполняет тебя при мысли о прекрасном цветке – это не след? 

Лоза колыхнула листьями, словно пожала плечами – на месте ее скромных цветочков уже отчетливо прорисовалась гроздь с маленькими виноградинками.

– Послушай, Люси, – уже серьезно сказал шмель. – Мы смотрим на этот мир каждый со своей высоты и выбираем, чем наполнить себя – радостью и любовью, или грустью и завистью. Клубника ближе к земле чем, ты, ей дано увидеть меньше, чем тебе, но ее плоды сладкие и ароматные. Я летаю высоко и вижу много безобразного, однако мне удается собрать сладкий нектар. Ты все поняла, Люси? Впрочем, можешь не отвечать, – твои ягоды расскажут больше, чем ты думаешь.

Шмель резко взвился в воздух и улетел, а Лоза еще долго вспоминала его слова и картина недолговечной прелести цветов постепенно меняла для нее свои краски. Пион сменили лилии, а за ними пришли георгины, хризантемы и бархатцы, а потом неожиданно вспыхнул переливами золота стройный клен у калитки. Все эти нюансы и полутона очарования теплых дней, Лоза бережно сохраняла в своем сердце, и ягоды ее становились спелее день ото дня.

– Я прилетел попрощаться! – услышала Лоза однажды над ухом.

– О, милый шмель! Что так? 

– Зима, знаете ли, скоро! Говорят самая волшебная пора года… Правда сам я никогда не видел…

– И я, наверное, не увижу! Думаю, усну, как и в прошлом году!

– Тебя это печалит?

– Напротив! У снов есть свое очарование!

– О, как ты заговорила! Как виноград?

– Говорят, очень сладкий…

– Не сомневаюсь! Прощай, мне еще много кому нужно на ушко пожужжать!

Шмель улетел, Люси помахала вслед ему пожелтевшим листком. Она была счастлива, что уже в свое самое первое лето научилась по-настоящему цвести. А ты это умеешь?

Текст и рисунок: Ольга Люцко

Посвящается Марине Лазерко

Желтая бабочка Августа жила в стране вечного лета и, пудрясь пыльцой, приговаривала: «Ах, как хорошо, что у меня есть крылышки! Как замечательно, что я могу порхать среди цветов и наслаждаться нектаром! Летать – это так весело и так приятно!». 

Затем Августа поднималась в небо и  парила в поиске спелых фруктов и налитых сладостью цветов. При этом она шевелила усиками и тихонько думала: «Милые мои усики! Как я вам рада! Вы одни знаете, где найти мое любимое лакомство!».  

Пообедав, бабочка улыбалась так широко, как только умела и, почесывая брюшко, говорила: «Я люблю тебя, животик, за то, что ты превращаешь сладкий нектар в мою жизненную силу. Мои тонкие ножки, как я дорожу вами! Вы умеете быстро-быстро ходить и помогаете оттолкнуться для полета». 

Августа не умела считать, и не знала, сколько дней она прожила, но хорошо помнила, что каждый из этих дней принес ей хотя бы одну, пусть маленькую, но радость. Бабочка верила, что так будет всегда, рассказывала об этом всем, кого встречала, и никогда не забывала о благодарности. Искреннее «Спасибо!» Августы слышало и солнышко, которое ее согревало, и звезды, которые укладывали ее спать, и даже дождик c тучками  – ведь они помогали бабочке мечтать!..

Однажды, отправившись полакомиться черешней, бабочка встретилась с Перелетной Птицей.  Певунья прилетела в солнечную страну недавно и выглядела голодной и уставшей.

– Здравствуйте, госпожа Птица! – приветствовала ее Августа, – как хорошо, что Вы прилетели сюда именно сейчас – черешня уже в самом соку, и Вы вволю полакомитесь спелыми ягодами!

– Добрый день, – слегка нахохлившись, ответила птица, – откуда тебе, моя милая, это знать? Ты что же, с деревьями разговариваешь? Почему ты решила, что нам это можно кушать?

– Конечно можно! – удивилась бабочка – иначе черешневое дерево не было бы таким гостеприимным. Посмотрите, как радостно шелестит оно листьями! Здесь все для нас!

– Ах, ну конечно! Все для нас! Много ли ты за свою жизнь повидала, чтобы так говорить? Тебе, наверное, и месяца отроду нет!

– Не знаю, –  пожала плечами бабочка – я не умею дни считать, я только наслаждаться ими умею …

– Вот-вот, – важно прочирикала птица, – Я-то уже три года по свету летаю – жизнь видела,  а ты и считать-то не научилась, а уже «здесь все для нас!». Ты еще скажи, что вон та тыква свернула листок специально, чтобы все там переночевать могли!

– Да… А как же? – недоумевала бабочка: она не раз ночевала у доброй тыквы и  приносила ей «пыльцовые» приветы от соседей.

– Тебя послушать, так можно и дома не иметь! Только бестолковая бабочка может такое выдумать!

– А зачем нужен дом, когда и так тепло? Солнышко согревает меня днем, а вечером любой цветок рад приютить меня у своего сердца.

– Как это зачем?! – возмущалась Перелетная Птица, –  а как же птенцы-детишки?  Каждая леди должна обзавестись мужем, свить гнездышко, а потом высиживать птенцов!

– Но у меня нет мужа и детишек! –  отвечала ей бабочка, –  есть только я и этот прекрасный мир  …

– О чем нам вообще тогда разговаривать, милочка! Тебе бы поучиться следовало, а не поучать!- подытожила Перелетная Птица и оценивающе посмотрела на бабочку.

– Не горячитесь, милая Птица, давайте лучше черешню кушать! – примирительно сказала бабочка, но певунья не унималась:

–  Я ее жизни учу, а она мне про черешню! Ты  думаешь, всегда  тепло и сыто будет? Думаешь, все тебя любят и не предадут? Веришь, что жизнь состоит из одних радостей и удовольствий?!! Я многое видела и знаю, что такое морозы! Знаю, как больно покидать дом, как тяжело лететь целыми днями, а ночью вздрагивать от любого шороха!.. А как трудно отыскивать еду и постоянно беспокоиться за птенцов!.. Если бы ты пережила хотя бы толику той боли, которая досталась мне, ты бы не посмела так запросто попивать черешневый сок и размахивать крыльями.

– Не сердитесь, на меня – улыбнулась бабочка, – лучше порадуйтесь, какие чудесные крылышки даны Вам с самого рождения! Они помогли Вам прилететь сюда, в страну вечного лета. Тут не бывает холодов и промозглого ветра, тут всегда вдоволь еды – примите же этот подарок!… Разве не стоит поблагодарить судьбу за это? И еще…Вы так прекрасны, что наверняка только хотите казаться сердитой! 

– Нет, – возразила птица, – Настоящая жизнь – всегда борьба, и если хочешь выжить, нужно быть лучшим бойцом. А это место лишь временный рай для таких ветреных созданий, как ты! За теплом всегда идет холод, и до тебя он тоже доберется. Вечное лето – это выдумка! Миф! И не морочь мне голову своими девчоночьими фантазиями: наберись сначала опыта, жизнь проживи, а потом комплиментами разбрасывайся!.. 

Перелетная Птица еще долго грозила холодами, но Августа не слышала ее. Легко-легко взмахивая крылышками, она поблагодарила судьбу за возможность летать высоко, так как прекрасно помнила себя зеленой гусеницей. Помнила, как она скучала, и развлекалась лишь тем, что жевала жесткие зеленые листья. Помнила, как замученная такой «приземленной» жизнью, она уснула, забывшись в слезах… Еще Августа никогда не забудет, каким нестерпимо резким был солнечный свет, когда она выбралась из своего кокона, как страдали ее слабые ножки и крылья, которые совсем не умели летать… Да, Августа никогда не мерзла и не голодала, но о боли знала не понаслышке… Только она не жаловалась и не гордилась этим, потому что понимала: у каждого свой опыт. И ее опыт подсказывал: даже у самой маленькой жизни есть своя история. Иногда легкая и праздничная, иногда тяжелая и болезненная… И поскольку история Августы научила ее принимать подарки от мира, радоваться им и благодарить, то для нее лето длится вечно, а Перелетная Птица вынуждена убегать от холодов и по сей день. 

Текст и рисунок: Ольга Люцко

Посвящается Оле Комоловой

• 

Чистая душа.

Чистая душа проскользнула в комнату и присела на журнальный столик – отдохнуть. У нее было еще много времени, для того, чтобы решить, чем ей в этой жизни заняться. 

Комната – маленькая гостиная – была залита светом и свежим мартовским воздухом и выглядела настолько уютной, что даже темная старомодная мебель ее не портила. В большом кресле, свернувшись, мурлыкал кот – американский бобтейл – с коротким хвостом и кисточками на пятнистых ушках. Он любил эту гостиную за солнечное пятно, которое приходило греть его именно в это время и именно в это кресло.  Изредка кота грел и большой камин, которому также нашлось тут место. 

Камин занимал почти всю стену и, как это часто бывает, достался нынешним хозяевам по наследству вместе с домом.  Он встречал и провожал многих обитателей этого дома и почти научился дружить не привязываясь, а потому сильно огорчался, что новая мебель – большое кресло, книжный шкаф и журнальный столик так и не смогли поладить и не общались ни друг с другом ни с соседями. Поговорить тут можно было лишь с  котом, да с васильками из картины на противоположной стене, которая и картиной-то в общем не являлась  – так, набросок пастелью в паспарту и простой металлической рамке.

– Ты не солнечный зайчик … – басом проговорил камин, увидев гостью.

– Нет, – ответила та. – Я душа. Странствую по миру и ищу, кем бы мне стать.

– Предназначение, стало быть, ищешь… – поддержал беседу камин.

– Да. – просто сказала душа, – Я – чистая и поэтому сама могу его выбрать. Только выбрать что-то не получается…

– Это не просто, да…

– Ну почему же, непросто? – промурлыкал кот. – Мы все тут, чтобы согревать кого-то. Меня греет солнечное пятно или камин, а я грею кресло…

– А кресло? – спросила Душа. – Кресло кого или что согревает?

– Не знаю, – ответил кот, – об этом пусть кресло волнуется.

Кресло надменно скрипнуло, но чистая душа даже не обратила внимание на пустой звук и продолжила:

– А ведь и правда – я, когда летала там за окном, все солнцем любовалась – столько в нем энергии и радости! Ах, если бы стать тем, кто может брать от солнца силу и выжигать болезни и страдания!

– Так это совсем не сложно! – неожиданно включились в разговор васильки, – цветы всю свою жизнь только этим и занимаются. Мы впитываем силу солнышка и обретаем способность исцелять. 

– Во мне солнце живет в виде огня, – задумчиво проговорил камин, – ах как жжет оно меня изнутри, когда жарко пылают поленья! Иной раз кажется, вот-вот тресну и рассыплюсь!

– Это больно?

– Бывало и больно. Но так чтобы невыносимо – никогда. Солнышко – оно умное: не дает больше чем я способен нести. 

Душа вздохнула. Как прекрасно иметь выбор и как сложно его сделать! Хрупкому васильку легко и приятно нести в себе солнышко, большому и сильному камину – порой тяжеловато.

– У тебя это будет по-твоему, – неожиданно промурлыкал кот, как будто он умел слышать мысли.  Солнце живет в каждом, и что бы ты сейчас не решила, не избавит тебя от необходимости выбирать  потом. 

Душа еще на минутку задумалась, пожелала всем счастья и улетела в теплый весенний день – она была достаточно прочной и честной, чтобы родиться девочкой с солнышком внутри.

Текст и рисунок: Ольга Люцко